В 1976 г. покойный иеромонах Серафим (Роуз) писал следующее: сегодня православные христиане живут в одном из самых критических моментов истории Церкви Христовой. Враг человеческого спасения – дьявол – нападает со всех сторон и всеми мерами старается не только отвлечь верующих от пути спасения указанного Церковью, но даже покорить саму Церковь Христову, несмотря на обещание Спасителя о ее неодолимости, и превратить само Тело Христово в организацию готовящуюся к пришествию его собственного избранника – Антихриста – великого мирового правителя последних дней.

Мы знаем, конечно, что все эти попытки сатаны провалятся, но самый главный вопрос нашего времени, который предстанет пред всеми православными христианами, будет весьма значимым: Церковь-то останется, но многие ли из нас останутся в ней, противостав могущественным попыткам дьявола отторгнуть нас от нее?

Слова «Православие» или «православные христиане» приобрели разное значение для разных людей в разных юрисдикциях. Сегодня существует много разных видов «Православия». Некоторые из них легко узнать, а некоторые кажутся очень странными, даже ненормальными. Для одних Православие является лишь «местом куда мы идем по воскресным утрам», как и прочие христиане. Для других Православие является этническим клубом, где они могут слышать родную речь и пение, которое запомнилось с юности – что, в общем-то, и не так еще плохо. А для иных Православие является карьерой, возможностью заработать деньги, встретить друзей. Но для некоторых, очень немногих, Православие является истинным Ковчегом Спасения, сотворенным Всемогущим Богом для того, чтобы в сохранности препроводить нас из этой жизни в будущую.

Итак, прежде чем обсуждать будущность Православия, мы сперва должны понять, что именно значит термин «православный».

Большинство православных людей, включая новообращенных, имеют представление о нашей вере как о чем-то восточном – греческом или русском, или даже византийском. Но если спросить их, мало кто ответил бы, что Православие связано со святостью, с духовностью, а тем паче с особым понятием веры «не от мира сего».

Во время поездки в Россию в 1998 году, я имел честь поклониться святым мощам святителя Иннокентия Аляскинского. Хотя он скончался в преклонном возрасте в звании Митрополита Московского, много лет своей жизни он провел в сане женатого священника, о. Иоанна Вениаминова, на Аляске, а затем в сане епископа. В своих записях, которые он вел в течение нескольких лет своего миссионерского труда, он рассказывает удивительную историю о своем неожиданном и внезапном посещении одного из островов в апреле 1828 г. Когда он сходил на берег, он увидел стоящих там туземцев, празднично разодетых и в радостном настроении. Они сказали ему, что они его ожидали. И хотя некоторые из них были крещены в Православие много лет до того, они никакого обучения вере не получили. В отношении Православия они были совершенно безграмотны. Однако, один старик из их деревни сказал им, что в тот самый день к ним прибудет священник, который научит их молиться. Старец также тщательно описал им этого священника – и действительно это было описание самого о. Иоанна Вениаминова.

Когда о. Иоанн встретился со старцем, он был потрясен его знанием Священного Писания и православного учения – особенно ввиду того, что старец не умел ни читать, ни писать, и, как и прочие туземцы, никогда не был обучен вере. «Не было никакого ‘обычного’ способа ему знать все эти вещи... Старец весьма просто сказал, что два товарища научили его всему этому. ‘И кто же эти два твоих товарища?’ – спросил я старца. ‘Белые люди’, – ответил он. ‘Они живут тут неподалеку, в горах. И они каждый день меня навещают.' Затем старец описал их в точности так, как святой Архангел Гавриил изображается на иконах: в белом одеянии с розоватой полосой через плечи». По мере того, как старец рассказывал, св. Иннокентий узнал, что старца регулярно – фактически ежедневно – в течение 30-ти лет посещали два ангела Божии, которые научили его глубине и тайнам православного богословия. Когда о. Иоанн спросил, может ли он сам встретить этих божественных духов, ему было сказано, что может. Но затем что-то необъяснимое произошло с о. Иоанном, как он потом рассказывал своему архиерею:

«Я наполнился чувством ужаса и смирения и подумал сам в себе: ‘А что если я действительно увидел бы этих ангелов? Я – человек грешный и недостоин с ними беседовать. Если бы я решил встретиться с ними, это было бы гордыней и самонадеянностью с моей стороны. Если бы я встретил настоящих ангелов, я мог бы возвышать себя за то, что во мне так велика вера, или мог бы слишком много думать о себе... Нет, я недостоин, лучше не идти».

В этом рассказе нам дается увидеть сверхъестественное, то, что «не от мира сего»: тот факт, что существует иной мир помимо этого, и иная жизнь, отличная от той жизни, которую мы здесь проводим; и иногда, по воле Божией, этот мир приоткрывается нам здесь в этой жизни, в этом мире. Это значит, что для того, чтобы мы содержали истинное Православие, и чтобы у православных христиан была какая-нибудь будущность, мы сами должны прежде всего иметь какое-то ощущение, какое-то восприятие этого иного мира и его близости к нам.

Знание об «ином мире» не означает погружение в какой-либо сверхъестественный или «оккультный» опыт. Оно лишь означает, что нужно помнить о кратковременности этой жизни, о том, что она является лишь неким паломничеством, и что мы не должны цепляться за нее, т.к. в конечном итоге всё это всё равно будет отнято от нас при смерти, и тогда мы останемся лишь с теми добродетелями, которые, по Божией милости, мы смогли стяжать.

Это является сугубо важным благовестием, которое мы – православные христиане – должны принести миру: что действительно есть иной – потусторонний – мир, что это не миф или сказка, а нечто совершенно реальное, и что наша теперешняя жизнь на земле является подготовкой к будущей жизни, что существует отчетность, ответственность и суд, что после смерти нас ждет награда или наказание, и что ангелы и святые помнят о нас (равно как, к сожалению, и падшие духи – демоны) и желают помочь нам соединиться с ними в Царстве Небесном. Как бы оно не казалось иначе, но мир действительно хочет об этом знать, хочет знать правду об этом, и ждет слышать от нас эту правду самым убедительным образом.

Некоторые учителя и богословы 20-го века, как например святитель Иоанн Шанхайский, митрополит Антоний Храповицкий, о. Серафим Роуз и другие, объяснили нам много раз и в разных видах, что Православие является преимущественно «аскетической» верой. Что это значит? Будущность Православия – если у него вообще будет таковая – зависит от нашего понимания сути Православия, которая является аскетизмом.

Наше слово «аскет» происходит от того же корня, что и слово «атлет», и это не совпадение, т.е. и аскет и атлет имеют несколько общих свойств.

Атлет много работает и сильно тренируется для того, чтобы развить мускулы своего тела и быть способным участвовать в разных спортивных состязаниях и иных особых мероприятиях. Он очень сильно трудится. Он каждый день ходит в гимнастический зал и тренируется по много часов. Он следует особой диете и старается смотреть за собой как можно лучше.

Аскет тоже является атлетом, только атлетом духа, а не тела. Аскет также упражняется, но он упражняет не свои бицепсы или иные физические мускулы, а разные аспекты и способности своей души. Он «тренируется» духовно, посредством молитвы, посредством предстояния на всенощных и правильной подготовки себя к принятию Святых Даров. Он тоже должен состязаться, но не метаньем копья на спортивной арене или еще на каком-то мероприятиии; нет, аскет состязается на широкой арене этого мира, и его противник, его оппонент – диавол – является весьма реальным, как нас учит Священное Писание. Атлет участвует в бегах, а мы тоже, по словам святого Апостола Павла, проходим поприще для приобретения венца бессмертной жизни со Христом на небесах. Однако, для того, чтобы пройти это духовное поприще, мы должны быть атлетами духа.

Именно этот аскетический аспект Православия выделяет его из числа всех других христианских религий на земле. Но из всего того, что я до сих пор сказал, аскетизм все еще остается абстрактным понятием для нас. Что же он значит для нас в реальности?

Я снова возвращаюсь к святителю Иннокентию Аляскинскому. В то время как он работал с алеутскими и клингитскими племенами индейцев на полуострове Аляски, он очень беспокоился о том, чтобы правильно передать им суть Православия. С этой целью он написал небольшую книжку, которая стала своего рода классикой и широко читается и изучается сегодня такими людьми как мы, далеко отстоящими от американских туземцев северозапада. Книжка эта называется «Указание пути в Царство Небесное». В этой важной книжке святитель Иннокентий говорит об аскетизме в том же плане, в котором говорил Сам Господь: он сравнивает его с несением креста. Господь сказал: «Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой и следуй за Мною; ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее, а кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет ее» (Мф. 16, 24-25), и «кто не несет креста своего, и идет за Мною, тот не может быть Моим учеником» (Лук. 14, 27).

Св. Иннокентий объясняет, что в жизни есть два вида креста. Первый вид креста состоит из всяких ежедневных раздражений, искушений и трудностей, которые одолевают каждого из нас лишь потому, что мы являемся людьми. Нездоровье, финансовые потери, распри с другими, всевозможные напасти – всё это кресты, но св. Иннокентий называет их «непроизвольными крестами». То-есть, они приходят к нам по Божией воле, хотим мы их или нет. Если мы несем эти кресты покорно, безропотно, тогда они становятся нашими аскетическими трудами во спасение; если же мы жалуемся и ропщем, тогда они становятся нам во осуждение. Нам очень важно это понять.

Второй вид креста, по словам св. Иннокентия, является т.н. «произвольный крест», т.е. те особые аскетические подвиги или труды, которые мы берем на себя добровольно, как например строгое соблюдение постных дней и времен церковного года, выстаивание долгих часов за всенощным бдением, и другие виды аскетизма или крестов которые мы, с благословения нашего духовного отца, можем подъять на себя.

Вот некоторые аскетические аспекты нашей святой веры, которые являются признаками истинного и подлинного Православия, Православия исконного, Православия святых.

«По ясному учению слова Божия, самым главным в христианстве является огонь божественной ревности, ревности о Боге и Его славе – та священная ревность, которая одна может вдохновить человека на богоугодные труды и подвиги, и без которой нет истинной духовной жизни, и нет и не может быть истинного христианства. Без этой священной ревности христиане являются христианами лишь по имени... Кротость и смирение не означают бесхарактерность и не должны сдаваться перед явным злом... Истинный христианин должен быть далек от слащавой сантиментальности...» («Православное Слово», 1975.)

Но это не значит, что мы должны быть суровыми и немилосердными к другим, или что у нас не должно быть рассудительности. Сам Архиепископ Аверкий подчеркивает, что мы должны избегать того, что Писание называет «ревность не по разуму». Особенно, говорит он, мы должны избегать того, что он называет «фальшивой, лживой ревности, под личиной которой скрывается кипение обычных человеческих страстей – чаще всего гордыни, властолюбия, честолюбия, и интересов партийной политики... для чего не может быть места в духовной жизни» («Православное Слово», 1975).

Истинное Православие проходит по узкой меже между фанатизмом и теплохладностью, между самодовольством и мягкотелостью.

Касательно «правой» и «левой» крайностей, о. Серафим (Роуз) сказал, что «ревность не по разуму» является лишь оправданием для фарисейского самодовольства, обособленности, недоверия к другим – явление, которое нужно во что бы то ни стало избегать, чтобы не идти, по выражению Архиепископа Аверкия, «в ногу со временем». Будущность Православия не должна принадлежать ни одной из этих крайностей, ни правой, ни левой, т.к. «священная ревность» не является экстремизмом, а лишь истинным и подлинным Православием.

Таким образом, чтобы видеть будущность и ее возможности, мы должны что-то знать о том, что происходит с Православием на востоке – в исторических странах наших истоков, т.е. в Греции и особенно в России, – а равно и то, что происходит на апостасийном Западе. Ниже мы поговорим о русском Православии, но сперва нужно кратко обозреть то, что происходит с Православием сегодня на Западе.

В частности в Америке существует некий широкий диапазон разных группировок. На крайне правой стороне мы видим сравнительно небольшое количество групп греков-старостильников. Многие из этих по сути искренних и благочестивых верующих часто ссорятся между собою, иногда обоснованно, а иногда и нет. О. Серафим (Роуз) называл этих экстремальных греков-старостильников «обособленцами». Частично из-за этого, а частично из-за несогласий между собою, они в Америке оказались довольно неэффективными в деле доходчивости к западному уму и душе, часто выставляя (быть может и ненарочно) очень суровое и высокомерное лицо возможным запросчикам о вере. Мне кажется, что эти группы не составляют будущность Православия.

С «левой» же стороны мы видим несколько группировок, которые следуют новому стилю и которые весьма сознательно приняли принципы литургической реформы, инноваций и модернизма. В частности одна из этих групп настроена против монашества, что обозначает, что она активно противостоит традиционной православной духовности; кроме того, постоянно звучат призывы к т.н. «американскому Православию». Однако, трудно сказать что именно это из себя представляет, т.к. таковое наименование содержит внутреннее противоречие. Америка с ее культурой в замысле своем является либеральной, постоянно меняющейся и шаткой, заинтересованной лишь в содержании своих граждан в комфорте и довольстве, с развлечениями и отвлечением от всех духовных реалий и потребностей. Америка также впитывает в себя все, что современно и модно. Истинное Православие, однако же, является по сути консервативным, стабильным и неизменяемым, даже реакционным, и заботящимся о вечных истинах, т.е. сосредоточенным не на том, что удобно и преходяще, а на несении креста как единственный способ входа в Царство Небесное. Некоторые из этих православных группировок готовы весьма ревностно миссионерствовать – и в этом отношении они могут проявить весьма творческую деятельность, – но к чему они приводят новообращенных? К истинному Православию или к своего рода «протестантизму восточного обряда»? Иными словами к Церкви, которая все больше и больше походит на англиканскую или епископальную Церковь, перестав быть православной, и которая наружне привлекательна, имея вид истинности, а внутренне является пустой скорлупой, не могущей дать ту полноту жизни, которую наш Спаситель обещает в Евангелии.

Сам факт, что эти православные модернисты участвуют в литургической реформе и модернизации – что часто означает радикальное сокращение или вообще полное удаление некоторых служб, (а теперь означает еще и упразднение постов и воцерковления женщин после родов, означает допуск девочек в прислужницы и посвящение женщин в чтецы). – все это уже является очень серьезным и опасным нападком на нашу святую веру, и почти никто не протестует, никто не критикует, ни у кого нет смелости встать и воскликнуть: «А король-то голый!» Если бы сегодня был с нами блаженной памяти Митрополит Филарет, он бы высказался открыто так же, как он высказывался в своих известных «скорбных посланиях» в конце 1960-х годов. И наш святитель Иоанн Шанхайский и Сан-Францисский также бы высказался. Несколько десятилетий тому назад он напомнил нам, что мы не можем и не должны трогать богослужения, т.к. «эти церковные службы содержат в себе полноту догматического учения Церкви и указывают путь ко спасению. Они олицетворяют собою бесценное духовное богатство. Чем полнее и правильнее они совершаются, тем большая приобретается польза теми, кто в них участвует. Те священнослужители, которые служат небрежно и сокращают службы из-за лености, обкрадывают свое стадо, не допуская его к хлебу насущному и похищая у него ценное сокровище».

В некоторых из этих новостильных церквей вначале действительно был рост миссионерства, частично здоровый, а частично и нет. Но это время сейчас уже проходит по мере того, как многие новые верующие обнаруживают жития святых, традиционную духовность Церкви, и иные вещи, которые не были им даны при первоначальном обращении в Православие. Теперь они хотят иметь что-то более проникновенное, что могло бы поддерживать и возделывать глубокую и прочную духовную жизнь. Многие из этих искателей находят дорогу к нам, к Зарубежной Церкви. Таким образом очевидно, что будущность Православия – несмотря на то, что еще недавно так могло казаться – не заключается в модернистах. История показывает, что крайне правые, равно как и крайне левые, в конце концов не смогут взять верх, да еще, в конечном итоге, могут даже перестать существовать. Есть ли иной – средний – путь к будущности Православия? Верю, что есть.

Между двумя крайностями – правой и левой – находится «точка баланса» или то, что Отцы Церкви сами называли – «Царский путь». По словам о. Серафима (Роуз): «Эту истинно-православную умеренность не должно связывать с простой теплохладностью или безразличием, или с любым компромиссом между политическими крайностями... Она постоянно подчеркивает духовную сущность истинного Православия», которую ни крайне-правые, ни крайне-левые не знают и не понимают. Как писал однозначно о. Серафим: «Божьим промыслом Русская Зарубежная Церковь была поставлена в очень благоприятное положение для сохранения ‘царского пути’».

Он продолжает: «Живя в изгнании и бедности в мире, который не понял страданий ее народа, она (Зарубежная Церковь) сосредоточила свое внимание на неизменном содержании той веры, которая объединяет ее народ... Сегодня, более чем когда-либо, мы должны бороться за сохранение православной традиции в веке апостасии, чтобы голос истинного и бескомпромиссного Православия мог быть услышан во всем мире и мог бы иметь глубокое влияние на будущий курс Православных Церквей... Поэтому критически важно, чтобы этот голос был бы действительно голосом истинного, т.е. святоотеческого Православия». («Православное Слово», 1976.)