ЖИТИЯ СВЯТЫХ

Всякое царство, разделившееся само в себе опустеет; и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит (Лук. 11, 17).

Никогда еще ни об одном из святых или праведников не говорили и не писали так много, как о св. Иоанне Кронштадтском. Поэтому мы ставим себе задачей не столько дать полный образ его, всем нам хорошо известный, сколько охарактеризовать его эпоху и уяснить себе историческое значение личности св. Иоанна.

Св. Иоанн жил в то время, когда духовный кризис переживаемый Россией достигал своего высшего предела: фатальная раздвоенность царила во всех областях жизни нашего государства.

С одной стороны духовное возрождение в подвижничестве, начавшееся в 19-м веке и охватывавшее верующих русских люде й, давало свои богатые всходы; с другой стороны – подавляющее большинство общества было захвачено противоположным течением, чуждым нам, шедшим с запада, атеистических и революционных воздействий.

Св. Иоанн весь вышел из стихии духовного возрождения, он весь был в ее духе и свете, и волна этого возрождения высоко вознесла св. Иоанна на вершину своего гребня. Господь высоко поставил на свещнице этот горящий Свой светильник.

Другая волна безбожия и разрушения, волна антихристова духа, воздвигла на вершину Льва Толстого, который и стал общепризнанным ее пророком. Властно и грозно восстал св. Иоанн против врагов церкви и государства, непрестанно обличая их, призывая к покаянию, угрожая карой Божией. В этом было его пророческое призвание и служение.

I.
СВ. ИОАНН В ДУХЕ И СИЛЕ ДРЕВНИХ СВЯТЫХ ОТЦОВ

Путь к святости

После петровских реформ и последующих за ними, направленных против монашества, наступила упадочная эпоха в русском монашестве, но уже с 19-го века намечается духовное возрождение.

Основание этому положил архимандрит Паисий Величковский: со второй половины 18-го столетия он занимается переводами с греческого на славянский аскетических творений Святых Отцов (Добротолюбие) и возрождает в своем монастыре в Молдавии древне-восточное подвижничество. В нем, в этом подвижничестве, центр тяжести лежит не на внешнем, а на внутреннем подвиге, а именно,в достижении бесстрастия. Конечной целью всех подвигов становится непосредственная встреча с Богом – «стяжание Духа Святого». В связи с этим восстанавливается старческое руководство в духовном делании.

Возрождение монашества в России связано еще с именем митрополита С.-Петербугского Гавриила, который в 1793 г. издает «Добротолюбие», а кроме того, назначает учеников Паисия настоятелями многих русских монастырей, которые и восстанавливают в монашеском подвиге древнюю традицию, перед этим у нас почти забытую.

В эпоху возрождения возникают сонмы святых подвижников. К раннему периоду относится величайший святой – преп. Серафим Саровский (1759–1833). «Дар святости у преп. Серафима», – говорит церковный историк, – «как всякий дар сходящий свыше, происходит от Отца Светов, а личные достижения преподобного – от его героического подвига. Его духовная наука шла от той живительной реки русского аскетического возрождения, по которой преподобный вел ладью своей жизни».

Отец Иоанн Сергиев родился в 1829 г., незадолго до кончины преп. Серафима и, подобно ему, пожелал повести ладью своей жизни по тем же светлым водным струям духовного возрождения.

Мы не знаем, кто из духовных лиц был особо близок к св. Иоанну в пору его учения в Академии, кто был его духовником, но можно утвердительно сказать, что в ту пору не было недостатка в опытных подвижниках-руководителях. А также стали появляться в печати одна за другой и аскетические творения. То была пора расцвета духовного возрождения.

К этому времени ученики учеников старца Паисия сосредоточились, главным образом, в Оптиной Пустыни, которая стала духовным центром и прославилась своими прозорливыми старцами и своей просветительной деятельностью. Начиная с 1847 г., во главе со старцем Макарием, группа профессоров и писателей переводят с греческого и издают святоотеческие творения. Их деятельность совпадает с академическими годами св. Иоанна (1851-1855) и первыми годами его священства.

В то же самое время близ Петербурга настоятельствовал будущий святитель Игнатий Брянчанинов (1807-1867) в основанной им Сергиевой Пустыни. Это был привлекательный и обаятельный образ истинного подвижника. Св. Игнатий был учеником оптинского старца Льва и автором «Аскетических опытов», в которых он излагал на основании учения Святых Отцов путь внутреннего делания, предостегерая от обольщения. Известна связь св. Иоанна с Сергиевой Пустынью в его молодые годы; она не прекращалась и впоследствии.

Другим выдающимся современником св. Иоанна был епископ Феофан Вышенский Затворник (1811-1894), около двадцати лет работавший над русским переводом «Добротолюбия» и своими писаниями и письмами руководивший верующей частью современного ему поколения.

Хотя св. Иоанн священствовал в миру и не имел монашеского пострижения, но внутренняя жизнь его была вся в монашеском подвиге, согласно святоотеческой традиции. Он постоянно говорит о внутреннем духовном делании, о «невидимой брани» – не только против страстей, но и против «духов злобы поднебесных», говорит об умно-сердечной молитве и о силе и действенности имени Иисусова.

О своем духовном делании он подробно рассказывает 12 декабря 1900 в своем «Слове» по поводу 45-летия со дня рукоположения в священство. Здесь он касается первых шагов своих на пути духовной брани, хотя самоиспытание, познание самого себя, непрестанная молитва – были делом всей его жизни до самого конца. Глубочайшее смирение было его щитом и забралом: «Я по телу – земля и пепел, а душа моя живет и покоится только Богом. Он и светлость мысли моей, и крепость сердца моего, собственно я – ничто».

Вот что говорит св. Иоанн о себе в упомянутом «Слове»: «Рукоположенный в священиики и пастыри, я вскоре на опыте познал с кем я вступаю в борьбу на моем духовном поприще, именно с сильным, хитрым, недремлющим и дышащим злобою и гибелью и адским пламенем геены князем мира сего и духами злобы поднебесными... Эта борьба с сильным и хитрым невидимым врагом воочию показала мне, как много во мне немощей, слабостей и греховных страстей, – как много во мне имеет князь мира сего, и как я должен много бороться с собою, со своими греховными наклонностями и привычками и победить их, чтобы быть, по возможности, неуязвимым от стрел вражиих.

Началась духовная брань, самонаблюдение, изощрение духовного зрения, обучение себя непрестанной тайной молитве и призыванию всеспасительного имени Христова; как псалмопевец царь Давид, я постоянно стал возводить сердечные очи в горы – на небо, откуда приходила ко мне явная и скорая державная помощь (Пс. 120, 1-3), и враги мои сильные обращались в бегство, а я получал свободу и мир душевный...

Доселе продолжается во мне эта брань; и долгое время духовной брани научило меня многому и особенно – опытному познанию всех тонкостей духовной брани, всех бесчисленных козней невидимых врагов, и твердому, всегда уверенному призыванию имени Господа Иисуса, перед которым они стоять не могут; в этой невидимой брани я познал всегдашнюю близость ко мне Господа, Его безмерную благость, скоропослушливость Его, бесконечную святость Его существа, для которого противен и один помысел неправедный и одно мгновенное изволение на грех или услаждение грехом, т.к. святость Бога неотменно и непреложно ищет и требует от всех нас святости в помыслах, святой горячности в чувствах, святости во всех движениях нашей воли, в словах, в делах. В этой брани я познал бездну долготерпения к нам Божия, ибо Он Один знает всю немощь нашей падшей природы, которую Он милостиво принял на Себя, кроме греха, и потому повелел «семью семьдесят раз» прощать грехи падающих в них; и Он окружил и окружает меня всякий день радостями избавления от них, и миром сердечным. Испытанное мною милосердие Божие и близость ко мне всегдашняя Господа уверяет меня в надежде моего вечного спасения, и всех послушающих меня и руководствуемых мною ко спасению».